[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 179(2569), 3 октября 2001

Тиражи и миражи
Без гнева и пристрастия Александр Солженицын занялся историей русско-еврейских отношений На Московской книжной выставке среди прочих наград "Оскар" за лучшую публицистическую книгу года был присужден Александру Солженицыну за первую из книг двухтомного исследования "Двести лет вместе (1795 _ 1995)" (Москва, "Русский путь", 2001). Писатель принял премию, далеко не самую престижную, _ и это само по себе примечательно: в последние годы ему довелось отказаться и от высшего государственного ордена, и от других знаков внимания и отличия. Значит, данной книге _ и, соответственно, данному направлению своей литературно-публицистической деятельности _ нобелевский лауреат придает особое значение.

Придает, не исключено, и ввиду того, что с годами и сам Солженицын, и его творчество, включая публицистическое, уходят в тень. Вполне респектабельную, но тем не менее. С писателем, бывает, встречаются (и, возможно, советуются) президенты, он выступает на торжественных сборищах, время от времени появляется на телеэкране, дает многозначительные интервью западной прессе, которые тут же перепечатывают и у нас, выпускает новые книги и статьи, регулярно переиздает прежние, присуждает ежегодную литературную премию собственного имени _ и остается, сказали бы люди футбольные, в офсайте. Может быть, и в искусственном (когда не ты, вопреки правилам, вырвался вперед, а тебя хитроумно "подставили" защитники), но все равно в офсайте. И его, человека редкого общественного темперамента, это, разумеется, не устраивает. Отсюда, возможно, и "еврейский вопрос". Уж если про евреев вам не интересно, то про что же тогда интересно?

Но необходимо учесть и другое. "Еврейский вопрос" и впрямь одна из время от времени нарывающих ран отечественной истории и современности; вокруг него сломано множество копий, то и дело звучат резкие, заполошные, а то и вовсе провокационные слова. Существуют, понятно, и взвешенные, объективные или почти объективные, высказывания и исследования, но им, как правило, недостает авторитетности. То есть, понятно, не им самим, а их авторам. И кому, как не Солженицыну с его неоспоримым моральным авторитетом, разрубить этот гордиев узел? Или хотя бы самым серьезным образом замахнуться...

Книга встречена в целом неодобрительно: на одну осторожно положительную рецензию приходятся четыре-пять осторожно осуждающих и одна резко отвергающая. Новый труд Солженицына упрекают в несвоевременности появления, в слабой научности и в предвзятости. Справедлив, пожалуй, лишь второй упрек. Солженицын по старой привычке антисоветского публициста советской, однако же, школы обращается с источниками весьма произвольно: в удобном для себя месте обрывает цитату, выдает частную оценку (почерпнутую, однако же, из энциклопедии) за взвешенно энциклопедическую, манипулирует с цифрами _ и датами... Впрочем, в той же технике написан и гениальный "Архипелаг ГУЛаг" _ но там этого никто не замечал. В той же технике написано и "Красное колесо" _ но его и вовсе не прочитали, и авторских подтасовок поэтому не заметили.

Претензию на несвоевременность, напротив, следует без колебаний отвести. Одно из достижений гласности в том, что писать стало можно, стало этически возможно обо всем _ потому что не согласные с тобой имеют право и реальные средства ответить. Свои печатные органы есть и у "патриотов", и у "демократов" (хотя само это противопоставление уже утратило былую остроту), и у "третьей эмиграции". И _ главное условие _ в нашей стране полностью отсутствует государственный антисемитизм как в открытой, так и в замаскированной форме. А что касается антисемитизма бытового, антисемитизма идейного, религиозного или расового, равно как и прочих фобий (не забывая и о прямо противоположных), то как раз с ними-то, но в последнюю очередь и призвано разобраться монументальное исследование Солженицына.

Правда, след многолетних подозрений в антисемитизме тянется и за самим писателем. Начала этот разговор "третья эмиграция" (и как раз в те годы, когда читающей публике в СССР настойчиво подбрасывалась мысль о том, что сам писатель _ еврей и что настоящая его фамилия СолженицЕР), подхватила влиятельная американская, а затем и европейская пресса. Солженицын подробно анализирует эту травлю на страницах мемуарной книги "Угодило зернышко меж двух жерновов". Причина подозрений проста _ начав писать о предреволюционных десятилетиях (об убийстве Столыпина евреем Богровым, допустим), писатель не мог обойти молчанием чисто количественное (но и идейное тоже) преобладание евреев в революционной среде. Создав эпопею о ГУЛаге, перечислил поименно лагерных начальников. Несколько раз оказался не слишком тактичен в быту: написал, скажем, что его, русского писателя, не пустили в историческое здание Государственной Думы, и пришлось ему прибегнуть к хитроумной помощи двух евреев _ Прицкера и Эткинда. Последний обиделся (см. его мемуары "Барселонская проза"): как же так, почему я еврей? Я ведь тоже русский писатель!

Подозрения в антисемитизме (что в рамках исследования "Двести лет вместе" обернулось бы предвзятостью) не выдерживают никакой критики.

Положим, Солженицын пишет о евреях без любви, даже без симпатии, но ведь насильно мил не будешь, _ а вот объективность, взвешенность, стремление учесть всю полифонию взглядов и суждений в его книге присутствуют. И русские, и евреи, по Солженицыну, виноваты друг перед другом: это общая установка; меру вины он определить не берется, он не судит, но анализирует _ и делает это, в отличие от своих прошлых книг, именно что "без гнева и пристрастия", пишет как историк, каким он, правда, все же не является. Да и вообще _ историю, как известно, пишут победители, а достигнута ли в русско-еврейском споре победа, и возможна ли она в принципе, и к спору ли, только ли к спору сводятся многоаспектные, более чем двухсотлетние отношения _ все это весьма гадательно. Возможно, правда, что Солженицын попытается ответить на эти вопросы во втором томе еще не завершенного (по меньшей мере в печати) исследования.

Однако закончить анализ на мажорной ноте не удается. Потому что как раз гнев и пристрастие, как раз "дрожащее от ярости перо", по слову Достоевского, _ самые сильные стороны дарования Солженицына. Являющегося, по сути дела, крепким романистом и публицистом и гениальным памфлетистом, разоблачителем и сатириком. Напомню, что на момент выхода на Западе "Архипелага..." там уже был выпущен целый ряд книг по сходной тематике (и куда более объективных), но очнулся и встрепенулся "золотой миллиард" демократии, лишь прочитав Солженицына. Опубликовав беспристрастное и бесстрастное сочинение "Двести лет вместе", изгнав с его страниц следы гнева и пристрастия, Солженицин удалил из книги и "фирменную" гениальность. Получилась крепкая, достойная, скучноватая, лишенная какой бы то ни было эксклюзивности (понятно, кроме самого солженицинского имени) книга... Я часто подмечал, что на трезвую голову люди говорят по "еврейскому вопросу" одно, а по пьяной лавочке _ другое, бывает, и прямо противоположное. Солженицын великий мастер писать "как бы спьяну" _ в здоровом и злом азарте. Здесь он изменил этому правилу _ и обессмыслил тем самым в значительной мере столь амбициозно задуманное детище.

Виктор ТОПОРОВ