[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 237(1883), 13 ноября 1998

Автограф в антракте
Клюет или не клюет _ это для меня неважно Байки Евгения Светланова В согласии с поговоркой "рыбак рыбака видит издалека" маэстро Евгений Мравинский всегда симпатизировал своему московскому тезке не только как дирижеру, но и как любителю поудить на червячка.

Возраст удивительно дирижирует человеческой памятью: почему-то лучше всего помнишь только что пережитое и то, что было в детстве. Мой первый выход на сцену Большого театра состоялся в 1931 году, когда там еще пел Собинов. Леониду Витальевичу было под шестьдесят, а мне _ три года. И в отличие от него я, выходя на подмостки, ничуть не волновался, как и все дети в таком нежном возрасте.

В спектакле "Чио-Чио-Сан" я изображал сына японки и американского лейтенанта Пинкертона. Режиссеру было легко со мной, поскольку я родился под созвездием Девы и со всей тщательностью повторял то, что он мне показывал. При всей скромности моей роли я на некоторое время даже переключил на себя внимание публики, которая с любопытством наблюдала, как я прихорашиваюсь, копируя мать: накладываю на лицо румяна, пудрюсь.

А из-за кулис за мной наблюдали мои настоящие родители _ артисты Большого театра, посвятившие ему всю творческую жизнь. Хорошо помню, как в тот день они были счастливы.

Та моя детская безмятежность была авансом за страхи и волнения, которые я пережил в Большом спустя полвека, когда ставилась опера "Сказание о невидимом граде Китеже". Спектакль отнял у меня полгода жизни. Я буквально лишился сна. И все же это были волнения со знаком плюс, которые помогают творчеству. И они не пропали даром.

Я считаю себя прежде всего композитором. А дирижером я стал, чтобы исполнять замечательную музыку других композиторов. Мне доводилось общаться с великими и просто замечательными музыкантами. И с каждым из них у меня были особые отношения.

Например, Георгий Васильевич Свиридов на репетициях был настолько неудержим и требователен, что, пытаясь его понять, я иногда терял грань. Но что удивительно: и он _ тоже. Когда ситуация достигала верхней точки, Свиридов вдруг осекался, и наступала минута молчания. Потом, как бы спохватившись, он говорил: _ Так вот... Вот здесь я хочу, чтобы вы играли вот так.

Как я потом узнал, все музыканты, игравшие его сочинения, испытали эти свиридовские взрывы эмоций.

Полной противоположностью ему в проявлении чувств был Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Когда я приставал к нему, чтобы он сделал хоть какое-то указание, он от меня отмахивался, как от назойливой мухи.

_ Играйте, как вы чувствуете, _ говорил он.

_ Дмитрий Дмитриевич, _ не унимался я, _ а вот тут метроном...

_ А я ничего не понимаю в метрономах. Это все неправильно.

_ Но хоть что-нибудь вы можете мне сказать?

_ Ну хорошо, _ он брал партитуру. _ Это ритенуто (замедление темпа) может быть немножечко меньше. Но, впрочем, как хотите.

На сцену после исполнения своей музыки он выходил, как школьник на экзамен. Быстро кланялся, был строг и суров. Я чувствовал, что ему хотелось побыстрее убежать.

Большим ребенком в жизни был и Арам Хачатурян. Он ценил меня как композитора, и это сближало нас еще больше. Арам Ильич обладал даром моментально обижаться на все, даже на то, что, казалось бы, не несло никакой обиды. Особенно обижало композитора, что его мало исполняют.

Помню, как он возмущался, что весь мир чуть ли не на ночных горшках играет "Танец с саблями", а вот его симфонии никто не хочет знать. И в этой своей обиде он был тысячу раз прав.

Хачатурян сам замечательно дирижировал. На моих репетициях он почти ни во что не вмешивался. Мог, правда, сказать: _ Я, Женя, это играл бы немного по-другому, но вообще то, что ты делаешь, это очень хорошо.

Я человек верующий. И верю к тому же в переселение душ. Лет пятнадцать назад я вдруг подумал: а не душа ли Милия Алексеевича Балакирева во мне обитает? Это я как на духу говорю. Когда было 150-летие со дня рождения Балакирева, мы с Хренниковым его юбилей пробивали. Чиновники не говорили "нет", но все же считали, что не такая уж это фигура, чтобы затевать большое торжество. Но мы своего добились. И был прекрасный концерт в Большом зале Консерватории. Я на фортепиано аккомпанировал Ивану Семеновичу Козловскому. Он вышел _ подтянутый, стройный, красивый. Пел романсы. Ему бисировали. И оказалось, это был его последний в жизни выход на сцену...

Кончили мы программу Второй симфонией Балакирева, которую он написал за год до кончины. Он уже был болен. И дворники из великого почтения к этому человеку выносили его из квартиры на воздух, потому что ноги ему отказали. И вот в таком состоянии он написал изумительную симфонию, которую мы провезли по всему миру.

В Ленинграде я разыскал его квартиру на Коломенской, где хорошо бы открыть мемориальный музей. А пока там _ коммуналка. Дверь мне открыл жилец, назвавший себя Михаилом Давыдовичем. Он очень сожалел, что две его пожилых соседки на лето уехали в другой город к родным.

"Они знают про Балакирева такое, что это вообще", _ уверял он меня.

Увы, мне не повезло... И, может быть, что-то важное о том, чья душа переселилась в меня, я так никогда и не узнаю...

А в нынешний приезд на невские берега, совпавший с моим 70-летием, я вспомнил про еще один юбилей _ полвека со времени первой рыбалки. В это дело меня еще в студенческие годы втянул мой друг талантливый композитор Борис Парсаданян. Эта страсть претерпевала и взлеты, и падения, а теперь вышла на ровную прямую. Главное _ общение с природой. В этот момент звучат мелодии замечательные, которые как бы рассеяны в окружающей действительности. А клюет или не клюет _ это для меня неважно.

Ну а самую большую рыбину я поймал у берегов Мексики, близ Акапулько. Во время гастролей импресарио устроил нам рыбалку на мерлина _ меч-рыбу. Мы ловили на океанские спиннинги. Это очень крепкие и недлинные бамбуковые стволы. А на крючке _ живая серебряная рыбка. Вытаскивать помогали мексиканские мальчики, поскольку вес этих гигантов доходит до полутонны. Рыбу мы, конечно, не брали. А у них традиция _ они подвешивают рыбину на перекладине и фотографируются. Сниматься надо обязательно, иначе _ обида. И выяснилось, что при росте 176 сантиметров я доходил до половины туловища мерлина.

В связи с той рыбалкой моя жена вспоминает страшный случай. Клюнула самка, а рядом был самец. И он так неистовствовал, так хотел спасти свою подругу... Местные-то люди _ бывалые, им все равно. А сцена была действительно ужасная. Потому что и там, в океане, тоже существует любовь, о которой говорит герой фильма "Формула любви": наконец-то я понял, что самое главное _ это то, что один человек может моментально, безрассудно пожертвовать собой для другого, любимого.

Ловить я больше всего люблю на червячка, причем не только в России, но и за границей. Ведь не зря же придумана поговорка: "Червяк _ он и в Африке червяк". И один наш дипломат, который рыбачил в Африке на червя, это мне и подтвердил.

От ведущего рубрики. Удивительную историю про Светланова, услышанную от американского импресарио, рассказал мне директор Петербургской филармонии Антон Гетман.

Госоркестр России дает концерт в небольшом западном городе. Рядом с филармонией _ озеро. И Светланов стоит на берегу в концертном фраке, держа вместо дирижерской палочки удочку, пока ему не сообщают: "Маэстро, сейчас будет третий звонок..."

Поистине рыбацкая слава Светланова приближается к музыкальной!

Автограф взялОлег СЕРДОБОЛЬСКИЙФото Юрия БЕЛИНСКОГО