[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 120(1793), 2 июля 1998

Премьера
(Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью) Обещанное еще в феврале возвращение на тюзовскую сцену "КонькаГорбунка" наконец состоялось. На афише _ посвящение А. А. Брянцеву, преемственность с тем легендарным спектаклем 1922 года (с которого началась история ТЮЗа и вообще государственного детского театра в России) всячески подчеркивается в оформлении Марта Китаева: чудо-кони с золотыми гривами и алмазными копытами, рыба-кит, сверкающие перья Жарптицы, расписные царские хоромы _ все узнаваемо по воспоминаниям детства для зрителей разных поколений. Остался песенно-былинный и ярмарочно-балаганный зачин со старцами-рассказчиками...

Но чем дальше разворачивается действие, тем очевиднее становится, что никакое это не возобновление, не реконструкция, а совершенно новый спектакль. С новой концепцией старой сказки, к которой и Ершов, и Брянцев имеют весьма отдаленное отношение.

Брянцев делал спектакль-праздник для детей, которых годы революции и гражданской войны лишили детства. Он возвращал им почти забытую радость праздничного восприятия жизни. И концепция была простой и ясной: народный герой Иванушка-дурачок с помощью волшебного конька свергал плохого царя, получал в награду трон, да еще и царь-девицу в придачу, под бурное ликование народа на сцене и в зале. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", _ будет вполне убежденно петь это подросшее поколение вскоре. Другое дело, какую цену ему придется заплатить за сказку-быль!

Конечно, для Анатолия Праудина, который первым же своим "декретом" на посту художественного руководителя ТЮЗа отменил "Театр детской радости" и провозгласил "Театр детской скорби", такая концепция "Конька-Горбунка" была неприемлема. И старые песни он может перепевать только на новый лад: "Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью".

Ну, во-первых, Иван (Владимир Тодоров) у него вовсе не дурак, а молодой интеллектуал в очках, да еще и на трубе играет. А царь (Игорь Шибанов) совсем не тиран и не злодей, а вполне добродушный старичок, только вот окружение у него плохое. Охранник с повадками Коржакова и казначей, похожий на Березовского. А вообще-то сам народ во всем виноват, поскольку либо пьянствует, либо спит беспробудным сном.

Уже где-то в середине спектакля Иван наряжается в богатое платье и разъезжает на царской повозке в обнимку с Жар-птицей. Так что дальнейшие подвиги-путешествия к "морю-окияну" и к "Месяцу-месяцовичу" теряют всякий смысл. Их Иван совершает как бы по инерции, от скуки.

В финале, после трех котлов, Иван оказывается у разбитого корыта, в старой рубашке и поношенной шапке, а корону нахлобучивает на КонькаГорбунка (Владимир Баранов). Народ безмолвствует, а оторопевшие юные зрители не знают, плакать им или смеяться.

Нет, конечно, все познается в сравнении. И рядом с "Покойным бесом" (где раскапывают могилы, брызгаются самой натуральной грязью и демонстрируют мужской стриптиз) "Конек-Горбунок" может показаться вполне безобидным режиссерским упражнением на тему русского фольклора. В конце концов художник имеет право разглядеть в ершовской сказке всякие мрачные параллели с современностью. Но насколько для этого подходит тюзовская сцена и аудитория?

Надо заметить, что в "Коньке" Праудин еще максимально старался сдерживать свою буйную фантазию (скажем, очень строго дозированы танцевально-эротические сцены, хотя сексуальная озабоченность Ивана все равно, так сказать, выпирает). Не получила особого развития любимая режиссером тема "бесовского" происхождения Горбунка.

В общем, все в духе времени. Единственное, что вызывает вопросы: при чем здесь Брянцев, государственный детский театр и подопытные юные зрители?

Владимир ПОЛУШКО