[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 105(1779), 6 июня 1998

Умнейший муж России...
Мир Пушкина неисчерпаем. Пушкин _ поэт, прозаик, историк, издатель... Пушкин _ читатель. Открыв "Евгения Онегина", мы легко узнаем, каков был круг чтения образованного молодого человека того времени.

Впрочем, мы не раз видели и библиотеку самого поэта.

С каким благоговением смотрим мы на книжные стеллажи в кабинете поэта _ в музее на Мойке, 12. Это им, книгам, сказал он в свой последний час: "Прощайте, друзья!" Правда, подлинная библиотека Пушкина, те книги, на страницах которых он отметился "то кратким словом, то крестом, то вопросительным крючком", находятся в Институте Русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. Но, чтобы понять, почувствовать мир читательских интересов Пушкина, вполне достаточно и дублетов _ аналогичных книг тех же лет издания. Это тоже очень большая ценность.

А подлинные, драгоценные тома, вывезенные в 1900 году из имения внука поэта в Бронницком уезде Московской губернии, требуют особого режима хранения. Так что сегодня существуют, можно сказать, две библиотеки Пушкина.

Первую, подлинную, собирателям удалось повторить пока примерно на две трети. Впрочем, в чем-то музейная библиотека богаче первой. Достоверно известно, например, что у Пушкина была знаменитая французская энциклопедия Дидро и д'Аламбера _ тридцать шесть томов, не считая иллюстративного материала. Тут есть своя история: однажды Пушкин выиграл в карты у поэта Ивана Великопольского крупную сумму, а тот вместо денег отдал "долг чести" энциклопедией. Любопытный житейский штришок, не правда ли? Энциклопедия не просто украшала собой полки, она верой и правдой служила поэту в его трудах. А потом куда-то из библиотеки исчезла _ ведь прошло шестьдесят три года после смерти Пушкина, прежде чем библиотека попала в руки ученых! А точно такое же издание _ дубликат _ удалось найти и купить. И теперь оно в полном согласии с исторической правдой украшает кабинет в квартире на Мойке.

Трудно поверить, но истинная ценность библиотеки Пушкина была осознана не сразу. В том числе и его друзьями, такими, к примеру, завзятыми библиофилами, как Соболевский или Вяземский. Они знали толк в редкостях, раритетах. Таковых у Пушкина было немного. Его библиотека была прежде всего рабочей библиотекой писателя. И в то же время _ отпечатком его неповторимой личности.

Давайте вспомним: ведь Пушкин был первым литератором в нашей стране, осознавшим и утвердившим писательство как профессию. Понятие чести и достоинства пишущего человека, профессиональная этика, культура творческого труда, в частности, работы с первоисточниками при написании исторических сочинений _ все это во многом идет у нас от Пушкина.

Никогда он _ в отличие, увы, от иных более поздних авторов _ не соблазнялся никакими сомнительными непроверенными версиями. Был в этом отношении абсолютно безупречен. И верной опорой служила ему библиотека, ставшая живой моделью для многих будущих домашних библиотек творческой интеллигенции.

Вдумайтесь: в его библиотеке было около четырех тысяч томов на четырнадцати языках. Конечно же, мировая классика, начиная с античности. В том числе самая большая редкость _ "Божественная комедия" Данте издания 1596 года (на французском языке). Монтень. Лафонтен. Конечно, Байрон. И Генрих Гейне! Странно: трудно отделаться от ощущения, что Гейне _ это уже иная, следующая эпоха, и отчасти это действительно так: он прожил на двадцать лет больше, а его широкий приход к русскому читателю _ заслуга в основном поэтов-шестидесятников. Но он был на два года старше Пушкина! И они не разминулись во времени. В двухтомник немецкого поэта (вышедший во Франции) была вложена записка к Пушкину от графа Фикельмона: "Вот два тома контрабанды, которыми граф Фикельмон с удовольствием дарит господина Пушкина..." О "контрабанде" тут _ не случайно: Гейне был в России запрещенным автором.

И, конечно же, русская литература. Несколько переводов "Слова о полку Игореве": Вельтмана, Граматина, Левитского. Ломоносов, Ермил Костров, Княжнин, сибиряк Иван Калашников, Катенин, Гнедич, молодой Гоголь. Вовсе безвестные российские поэты-современники: Романович, Мейснер, Грен.

Казалось бы, какое дело великому поэту, занятому высокими помыслами, до робких подмастерьев? Но в знаменитом описании пушкинской библиотеки, составленном выдающимся пушкинистом Борисом Модзалевским, против названий таких книжек обычно стоит: "разрезано". Вышедшие из типографии книги в то время требовалось еще разрезать, для этой цели существовали специальные ножи _ они сохранились в обиходе почти до середины нашего столетия. Разрезано _ стало быть, прочитано. Видно, Пушкин специально подбирал книги полуизвестных стихотворцев: он был чужд и тени высокомерия, которое вообще есть удел посредственности. Его интересовал ход литературного процесса, он чувствовал свою ответственность за происходящее, умел заметить и ободрить. И это тоже урок нам, потомкам.

Беден, однако же, литератор, живущий одними литературными интересами, озабоченный лишь созданием _ как это сейчас называют _ "текстов", самоцельных и самодостаточных. Пусть это прозвучит отчасти парадоксально, но можно было бы сказать так: чем крупнее, чем значительнее писатель, тем больше в его библиотеке книг "неписательских", по самым различным отраслям знания. Такие, как "Описание земли Камчатки"

Крашенинникова, записки о кругосветном плавании И. Ф. Крузенштерна или, тем более, "Ложный Петр III, или Жизнь, характер и злодеяния бунтовщика Емельки Пугачева" (издано в Москве в 1809 году). Или даже "Шахматная игра, приведенная в систематический порядок, с присовокуплением игор Филидора и примечаний на оныя" первого русского шахматистамастера Александра Петрова. Эта книга в библиотеке Пушкина _ в двух экземплярах, один из них _ с дарственной надписью автора. Так бывает обычно в тех случаях, когда человек сначала покупает книгу сам, из своего личного интереса, а уж потом получает ее в подарок.

Насколько глубоко был знаком Пушкин с древней игрой? Помните: "И Ленский пешкою ладью берет в рассеянье свою"? То, что известная фигура названа здесь "ладьей", а не "турой", как это до сих пор принято в дилетантском обиходе, говорит об определенном уровне шахматной культуры. И, стало быть, книга Петрова отнюдь не случайна в библиотеке "умнейшего мужа России", как назвала поэта Марина Цветаева.

Ну, а как все-таки насчет пометок на полях, маргиналий, как называют их исследователи? Пушкин был бережным читателем, его перо не разгуливало свободно по полям книг. Но для вдумчивого человека и скупая пометка может сказать многое. Вот, например, надпись на книге Радищева: "Экземпляр, бывший в Тайной канцелярии. Заплачено двести рублей".

Или _ на сочинениях Дени Дидро: "В третьем томе статья о кн. Дашковой". И уцелевшая закладка на соответствующей странице!

Зачастую пушкинские пометы _ просто отчеркнутые строки, чем-то привлекшие его внимание. Примечательны крестики на полях собрания русских пословиц издания 1770 года. Пушкин отмечает несколько десятков этих народных афоризмов: "в дураке и бог не волен", "в ноги не кланяется, а за пяты кусает", "денежка мала и попа в яму завела", "на чужой рот пуговицы не нашьешь", "не бей по роже _ себе дороже", "не будет пахотника _ не будет и бархатника", "не бей в чужие ворота плетью _ не ударили б в твои дубиною". Многое из отмеченного поэтом поразительно актуально и для наших дней: "невелик городок, да семь воевод". Иногда, как можно догадаться, Пушкина привлекает не только смысл пословицы, но и ее дерзкая, парадоксальная образность: "в Москве толсто звонят, да тонко ядят", "не смотри на меня комом, а смотри россыпью". Изящная словесность ни на что подобное не решалась, пожалуй, до начала XX века.

А Пушкин любовался, присматривался. И на одной из страниц добавил от себя карандашом услышанную где-то пословицу: "в кабак далеко, да ходить легко, в церковь близко, да ходить склизко".

Что услышал Пушкин в этом пронизанном внутренними рифмами шедевре: проявление народного вольнодумства или, напротив, осуждение отдельных беспутных соотечественников? Предоставляю заинтересованным лицам, склонным, в зависимости от конъюнктуры, представлять поэта то воинствующим атеистом, то монастырским послушником, подискутировать на эту тему.

Тема же самой библиотеки Пушкина неисчерпаема, как и он сам.

Здесь хватит работы не одному поколению исследователей.

Но при этом, конечно, их труд должен быть соответственно оснащен.

Здесь до сих пор заполняют от руки, специальным "библиотечным" почерком регистрационные карточки _ а ведь каждую карточку надо повторить иногда по нескольку десятков раз! Молодые специалисты, приходя сюда, удивляются: их этому не учили. Их учили управляться с компьютером. Компьютер в отделе книжных фондов недавно, впрочем, появился. Какой-то очень старенький, с на диво медлительным игольчатым принтером. Рады и ему. Но ведь в городе столько фирм, регулярно обновляющих свой компьютерный парк _ неужели не найдется среди них ни одной, которая догадалась бы подарить (или хотя бы продать на льготных условиях) Пушкину и его музею (конкретно: отделу книжных фондов) хотя бы подержанного, но еще работоспособного помощника. Возможно, кому-то покажется неуместным разговор об этом в светлый пушкинский праздник, открывающий последний год перед великой датой 200-летия со дня рождения поэта?

А, может быть, наоборот: перед юбилеем как раз и уместно? Ведь не одними же словами, пусть самыми высокими и прочувствованными, должна выражаться наша любовь к великому поэту!

Илья ФОНЯКОВ