[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 101(1775), 2 июня 1998

Кто дальше плюнет
Хочешь научиться площадной брани _ читай литературную критику Собрался было написать о состоянии нынешней литературной критики, о нравах литературной среды, если не всей, то во всяком случае значительной ее части, и уже взялся за перо, да вот теперь спрашиваю себя: а не слишком ли мелко все это на фоне наших реальных тревог и забот, на фоне тех катаклизмов, которые продолжают сотрясать наше общество, на фоне той нищеты, и материальной, и духовной, которая стала неотъемлемой частью российской действительности?

Ну, право, так ли уж важно, что, допустим, критик Б. на страницах весьма уважаемого московского издания не находит для "Литературной газеты" иных характеристик, чем "какая-то спирохета в санузле", а для журнала "Октябрь" _ "проституция во всем _ от монархизма до сионизма".

А, к примеру, другой критик _ М. так выражает свое отношение к присуждению букеровских премий: "Над Сергеевым (речь идет об авторе "Альбома для марок", букеровском лауреате. _ Б. Н.) злобно пошутили. Жил себе человек, никого не трогал. А какие-то сволочи вытолкнули его на свет божий в самый центр хоровода с плясками, интригами и застольем под названием "Букер" и радостно зашумели. Но фокус не удался. Антигероя разоблачили его тексты..." Третий критик _ Т. уже на страницах петербургской газеты со злорадным упоением торопится уведомить публику, будто прозаик С., чьи книги всегда были необычайно популярны, творчески абсолютно беспомощен и без своего соавтора не в состоянии написать ни строчки...

Впрочем, достаточно примеров. Честно говоря, все это напоминает мне незамысловатую игру этаких недорослей под названием "Кто дальше плюнет?". Причем мишенями в этом увлекательном состязании избираются не только наши современники, но и кумиры прошлых лет, те, кто уже не может защитить себя.

Разумеется, человеку, искушенному в литературной жизни, за всеми подобными словесными эскападами нетрудно угадать элементарное сведение счетов, борьбу эмоций и уязвленных честолюбий. Но обыкновенному читателю что до этого? Найдется ли у него время и желание разгадывать ребусы, задаваемые различными литературными тусовками? Тем более, что критика, как правило, высокомерно обходит своим вниманием произведения тех авторов, кто стремится рассказать о реальной, обыденной жизни, о повседневных переживаниях и заботах обычного человека. Это, мол, в прежние советские времена писали о "трудовых буднях", о "человеке труда", теперь над этим можно только поерничать. Так что неискушенному читателю действительно остается лишь снисходительно пожать плечами и усмехнуться над нравами тех, кто недавно именовался инженерами человеческих душ.

Да, пожалуй, и сами завсегдатаи литературных тусовок на подобное звание сегодня уже не претендуют. И даже убеждают себя и других, что литератор и не может, и не должен быть "властителем дум", "пророком", "учителем жизни". От подобной роли они отмахиваются как черт от ладана. С одной стороны, вроде бы и слава Богу. Но с другой...

Тенденция, когда литературу пытаются отправить куда-то на задворки общественного сознания, лишить истинного ее предназначения, _ тенденция эта вовсе не так уж безобидна. Потому что литература _ это не просто совокупность тех или иных книг, тех или иных писательских имен, литература _ это прежде всего одна из форм сохранения памяти человечества, это передача от поколения к поколению нравственного опыта человечества. Вот что необычайно важно.

И когда некий читатель на страницах "Книжного обозрения" в унисон с иными литературными мыслителями пытается, и причем весьма напористо, уверить нас, что и Толстой, и Достоевский в нынешней жизни бесполезны и никому не нужны ("Нам бы ваши заботы, Лев Николаевич", _ насмешливо замечает этот читатель), это и печально, и тревожно, и горько. Тревожно потому, что подобная позиция свидетельствует не просто об определенных особенностях литературного вкуса, она _ показатель полной глухоты, невосприимчивости к таким нравственным категориям, как, скажем, сострадание _ сострадание истинное, глубокое, пронзительное, которым проникнуты книги Достоевского. А Толстой с его мучительными поисками истины, с его напряженным стремлением к самосовершенствованию разве, по мнению корреспондента "Книжного обозрения", не нелеп в наше время, когда превыше всего ценятся предприимчивость, жесткость, умение делать деньги?

И правда, зачем нам Лев Толстой или, допустим, Александр Солженицын, когда есть у нас советчики и морализаторы куда более "крутые"

(как принято теперь выражаться) и знаменитые! Ну, к примеру, небезызвестный Борис Моисеев, "ненормативная" звезда экрана, который недавно с поистине голубого экрана поучал телезрителей в том духе, что бедны сегодня только негодяи, алкоголики да бездельники. Дескать, только ленивый сегодня не в состоянии разбогатеть. Я не знаю, как подобные телеоткровения воспринимает едва ли не четверть нашего народа, которая, по официальной статистике, не просто бедна, а находится за чертой бедности, но, наверное, такое объяснение причин катастрофического социального расслоения общества на нищих (ставших нищими, разумеется, в силу собственной безынициативности, ленности и прочих пороков) и сверхбогатых (обретших свое богатство, конечно же, в силу особых своих талантов и достоинств) вполне устраивает тех, кто заказывает нынче музыку на нашем телевидении.

Думаю, никто и ничто так постоянно и настойчиво _ порой открыто, порой исподволь _ не демонстрирует нам всевластие денег, как это делает телевидение.

Однако как бы ни был праведен наш гнев, обращенный в сторону телеэкрана, справедливости ради стоит оглянуться и на самих себя. Разве не мы сами обрекаем себя на добровольное телевизионное рабство? Разве многие их нас, ругая бесконечные слащавые телесериалы, отплевываясь от назойливой рекламы, не усаживаются тем не менее перед телевизором "каждый вечер, в час назначенный"? И таким образом разве не соглашаемся мы с тем меню, которое преподносят нам повара с телевизионной кухни? А ведь, казалось бы, так просто: уж если нам так "обрыдла" реклама, если раздражает откровенная развязная пошлость иных передач _ вот она, кнопка, под руками _ выключи телевизор хотя бы на один вечер в знак протеста. И если бы эту простейшую операцию проделали не один, не два человека, а пять, десять, сто тысяч, то где бы, спрашивается, оказались все хваленые рейтинги, о которых так пекутся нынешние телепродюсеры?

Однако даже сама мысль о подобной акции протеста сегодня представляется более чем фантастичной. И все-таки хотя бы помечтать об этом стоит...

Мне, возможно, скажут: начал с литературной критики, заканчивает телевидением _ где тут связь? А связь, между тем, самая прямая. Ведь и то, что мы читаем, и та духовная пища (или ее эрзац?), что преподносится нам с телеэкрана, и определяет в конечном счете нравственную атмосферу, в которой живет наше общество. И если сегодня обществом нашим утрачиваются такие извечные ценности, как честность, доброта, сострадание, не потому ли, в частности, это происходит, что мы, похоже, слишком легко готовы уступить место властителей дум разного рода шоуменам и проповедникам жевательной резинки?..

Борис НИКОЛЬСКИЙ