[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 99(1773), 29 мая 1998

После аплодисментов
Кривая теплообмена Казалось бы, театральный разъезд _ самое время поговорить об искусстве. Однако, как ни вслушиваешься в говор толпы, выходящей из зала, томящейся в очереди к вешалке (с которой якобы начинается театр) и шествующей к метро, _ о спектакле ни слова. Похоже, изменился сам характер нашего общения с театром. И опять виноват этот злосчастный телевизор. Согласитесь, если мы будем подробно обсуждать каждую серию каждого сериала, каждый выпуск новостей и "Кукол", то времени не останется ни на работу, ни на отдых. Поэтому мы выясняем отношения с телевизором непосредственно в ходе передачи _ сразу же говорим героям "Санта-Барбары" что о них думаем, а отечественным политикам выражаем "импичмент" еще до их появления на экранах.

Сегодня все мы, как Юлии Цезари, делаем сразу по нескольку дел одновременно. Потом, правда, удивляемся: откуда берутся стрессы, почему в одно ухо влетело, а из другого вылетело?.. Человек ведь остался прежним _ хрупким живым организмом, и превращение в компьютер переживает тяжело. Подсознательно защищается, пытаясь отгородиться от "лишней" информации. Но для одного лишнее _ это политические подробности, для другого _ женские пересуды, для третьего _ сюжет только что прочитанного романа. И, конечно же, содержание спектакля, на который пришел отдохнуть, это уж точно _ лишнее. В памяти остается в лучшем случае то, что имеет отношение лично к тебе.

Театр, при всей его внешней индифферентности к давлению "улицы", все же вынужден вслушиваться в дыхание зала. Барометром общественного сознания он быть перестал, но все как-то приспосабливаться к зрителям приходится. Хотя сердце публики, как известной оперной красавицы, "склонно к изменам и переменам". Недавно в радиоинтервью главы Дирекции театральных касс Галины Ивановны Паньковой прозвучало кое-что неожиданное: самыми кассовыми из петербургских спектаклей в этом сезоне оказались "Пьеса без названия" в Малом драматическом и "Сказание о царе Петре и убиенном сыне его Алексее" в Александринском театре. Их авторы с публикой не заигрывают, напротив _ предлагают довольно жесткие условия общения. И то, что наша публика выбирает трудный театр, подтверждает ее пошатнувшуюся было репутацию.

Впрочем, петербуржцы отличаются не только строгостью вкусов, но и любовью к преодолению препятствий. Многие стремятся именно на тот спектакль, на который "не попасть". Цены высокие, зал "не резиновый" _ все это возбуждает интерес зрителя. Так что не только артисты МДТ, не только Петр Великий, но и заезжие кинозвезды манят. И всЯ чаще зал заполняет публика, которая приобщается к культуре в основном через "Кэндимен", для которой отдохнуть значит "оттянуться" и "побалдеть". Волной городского ажиотажа их прибивает к берегам "Вишневого сада".

Боже, что это за испытание! Это все равно что меня сделать узником какого-нибудь рейв-монтажа. С непривычки тяжело. Но если меня никакими коврижками не заманить на дискотеку или в СКК, где от децибелов уши закладывает, то, _ и в этом моя ограниченность, _ эстетических моих оппонентов выгодно отличает непредвзятость. Думаю, что и, отправляясь впервые в БДТ или театр Льва Додина, они испытывают те же чувства, как от посещения нового "ночника" или ресторана, в котором еще не бывали.

Прежние гастроли "Современника" волновали главным образом студенческие массы. Ныне площадь Островского была до отказа забита "крутыми" иномарками. Публика, раньше не ведавшая дороги к Александринке, отныне ее знает. Ура! Но это еще не повод для артистов старейшего петербургского театра мечтать об аналогичном успехе. Побывав здесь однажды, этот зритель сюда уж не прикатит. Во-первых, цены на билеты низковаты. Во-вторых, ни интердевочка, ни сочинитель колких эпиграмм не участвуют... В-третьих, эта публика жаждет новых ощущений.

Сразу же после "современниковцев" в наш город приехали польские артисты. В "Балтийском доме" всего один спектакль дала Кристина Янда.

Звезда польского кино, героиня фильмов Анджея Вайды и Кшиштофа Кесьлевского, удостоенная приза за лучшую женскую роль на Каннском фестивале в 1990 году, оказалась замечательной театральной актрисой. Спектакль театра "Повшехны" "Мария Каллас. Мастер-класс", завершавший фестиваль "Варшава в Санкт-Петербурге", по всем признакам мог собрать полный зал, и зрители, чей путь в театр лежит через теле- и киноэкран, казалось, должны были взять "Балтийский дом" штурмом. Однако на спектакль собралась обычная театральная публика, огромный зал был почти полон (что случается редко, но чаще всего _ на фестивальных показах).

Кристине Янде повезло: она играла для тех, кому не надо объяснять, кто такая Каллас, кто такой Верди и почему при имени Сазерленд ее героиня впадает в ярость. Не повезло лишь публике на крайслерах и чероки: она так и не узнает, какую женщину любил Онассис (имя этого супербизнесмена должно быть знакомо нашему молодому "среднему классу"

_ это образец, которому подражают, значит, недурно помнить и о том, что он оперу предпочитал кафешантану). Певица, которую сыграла прекрасная полька, была похожа и на прототип, и на русских примадонн _ на Майю Плисецкую и Галину Вишневскую. Они, кстати, обе тяготеют к драматической сцене. Одна уже играла в МХАТе, другая примеривалась к роли Бабуленьки в "Игроке" и, говорят, хочет даже попеть в опере "Пиковая дама". А вот Марию Каллас сыграть _ это была бы задача позанимательней. Можно было бы и о себе кое-что рассказать. Впрочем, сейчас актрисы как-то не слишком склонны к исповедальному театру. Вести рассказ о ком-то другом, видно, легче и спокойнее.

Скажем, от Марины Нееловой в "Вишневом саде" тоже можно было ожидать именно исповеди. Прощание с вишневым садом, с родным домом, с женским веком, который так стремительно кончается... Но ничего заветного не открыла нам актриса, все что могла _ спрятала за кружева внешних реакций и шелка роскошных туалетов. Кстати, Слава Зайцев оказал ей медвежью услугу, одев Раневскую в костюм самой нелюбимой чеховской героини _ Наташи из "Трех сестер". Это ведь ее появление в розовом платье с зеленым поясом так шокировало окружающих. Теперь выяснилось, что "одетая по-парижскому" хозяйка сада в духовном родстве с той мещанкой, которая выжила сестер Прозоровых из их дома, вырубила деревья и насажала цветочков. Если это считать концепцией режиссера Галины Волчек, то _ поздравляю! _ в спектакле есть хоть какая-то концепция. Других я, как ни смотрела, не обнаружила.

Разумеется, публика нынешнего "Современника" вправе не знать, что там написал Чехов в другой пьесе. Если уж Слава Зайцев не в курсе...

Аудитория и с текущим-то зрелищем не всегда справляется. Каждый видит некий свой персональный спектакль, воспринимает не целое, а какой-то отдельный сегмент. Между тем намерения авторов не укладываются в дежурные ярлыки. В искусстве не бывает лишней информации. Еще Лев Толстой отвергал возможность вкратце рассказать содержание романа, а для литературы и театра конца нашего столетия это задача совершенно непосильная.

Аристотель называл фабулу "складом событий". Замечательная формулировка! Тем паче, что у слова "склад" _ двойной смысл. Это и место, где хранятся события, и их характер. Так что отрывать форму от содержания еще древние греки не любили. Мы же легко пренебрегаем тем, как укладывает режиссер или драматург события, реагируя в лучшем случае на то, что именно он "складирует". И поэтому рождаются небылицы о том, что "Бегущие странники" в МДТ это про "новых русских", "Сказание о царе Петре" _ монархический спектакль (по другим сведениям _ славянофильский), а "Пигмалион" _ о "профессоре английского языка, который сделал из девушки герцогиню" (дословно воспроизвожу фразу, услышанную возле театральной кассы).

Но вот приходит зритель в БДТ на премьеру "Аркадии". И попадает... на четырехчасовую лекцию по термодинамике и по истории английской словесности. Пьеса одного из самых страстных английских драматургов ХХ века Тома Стоппарда вообще-то о любви и о том, как не только тепло Вселенной, но и жар человеческих чувств от столетия к столетию ослабевает. Однако "горячий эстонский парень", режиссер Эльмо Нюганен, остудил пьесу до температуры замерзания воды. Хотя сюжет постоянно вертится вокруг "карнальных объятий", леди и джентльмены матерятся, как извозчики, но сценическая благопристойность навевает мысли об образцово-показательном пансионе благородных девиц. "Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто", _ как в пьесе у Константина Треплева.

Что удерживает зрителей в зале? Красивые костюмы. Образ лорда Байрона, что маячит где-то за кулисами (а вдруг появится?). Слегка намеченный любовный треугольник из века нынешнего (а вдруг ученая дама отдаст сердце кому-нибудь из двух ухажеров?). Вот, пожалуй, и все, что может пригвоздить обывателя, поглядывающего на часы (успеть бы на метро!), к креслу.

Но температура чувств падает не только в БДТ. Справедливости ради должна заметить, что весьма эротическая история, которую рассказывают нам в новом спектакле Театра им. В. Ф. Комиссаржевской "Преступление на Козьем острове", оставляет публику столь же равнодушной. Но что же остается людям, пришедшим в театр, если их лишают последнего? Вернуться к телевизору _ главному педагогу, вождю и учителю конца ХХ века?

Перспектива невеселая, но вполне в русле законов термодинамики Елена АЛЕКСЕЕВА