[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 62(1736), 3 апреля 1998

Автограф в антракте
Похоронный марш _ для комедии Байки Георгия Портнова Смокинг и бабочка играют не последнюю роль в гардеробе этого композитора _ он руководит одним из немногих уцелевших в России оркестров драматического театра, да еще какого _ Александринского!

Композитору, пишущему для театра, постоянно приходится умирать в режиссере, в актере, в драматурге да еще стараться при этом не потерять своего лица. А просьбы бывают самые неожиданные. Например, одному режиссеру потребовался в музыке ЗАПАХ ВОЙНЫ. Другой заказал мне эпизод на сто оркестрантов и столько же вокалистов. И это в театре, где было две скрипки, альт, виолончель, труба и флейта, а хора не было вообще! Пришлось как-то исхитряться, почти из ничего делать внушительное звучание. Большим оригиналом был Николай Павлович Акимов. Помню, с каким волнением шел я показывать ему готовые номера для спектакля "На сон грядущий". А он и слушать не стал: "Зачем? Ведь на афише написано, чья музыка. Вот вы за нее и будете отвечать". Прозвучало это для меня очень поучительно.

Много работали мы вместе с Игорем Владимировым. Иногда в разгар кошмара, который творится перед премьерой, он бросал все, и мы ехали на стадион имени Кирова поболеть за "Зенит". Это было важно Игорю Петровичу для разрядки.

Футбольным болельщиком он ухитрялся быть даже в театре. Делали мы с ним спектакль по комедии Макаенка "Левониха на орбите". Старика Левона очень смешно играл Михаил Девяткин, а его жену _ Галина Короткевич. Была там сцена семейного скандала. В самый острый момент "боевых действий" Левониха через всю сцену ногой запузыривала в мужа пустым круглым лукошком. Владимиров не упускал случая зайти в зал, чтобы насладиться этим эпизодом.

_ Пойдем, _ говорил он мне, _ сейчас будет ПЕНАЛЬТИ! _ и с интересом наблюдал, возьмет Девяткин 11-метровый или не возьмет.

Ставя спектакль на производственную тему, Игорь Петрович иногда просил меня написать лирическую тему для самого неподходящего эпизода, где речь шла, к примеру, про урожай зерновых или перебои с поставками горючего. Логика у него была железная: слушать такой текст невыносимо, но если звучит задушевная музыка, зрители поймут, что герой говорит о запчастях, а думает о любимой.

_ Хорошо тебе, _ позавидовал мне однажды Владимиров после очередной приемки, _ твоя работа безыдейная.

Ну уж тут я ему решительно возразил. Из-за моей музыки в Театре комедии в 1966 году был снят спектакль "Разорванный рубль". Режиссер Наум Лившиц, ставивший эту комедию, попросил меня написать щемящую мелодию. Там одного парня сломали, и он пошел в едином строю с коллективом. Вот это шествие и сопровождалось похоронной музыкой. Комиссия после просмотра распорядилась комедию снять. Я уговаривал режиссера убрать траурное сопровождение, но он стоял, как кремень: "Ни за что, я ради этой сцены и делал спектакль..."

Работал я одно время в Кировском театре заместителем директора по репертуару. Пост главного режиссера занимал тогда Роман Иринархович Тихомиров. Это был великий человек! Сейчас он назывался бы продюсером, так умел он все организовать и всегда быть в нужное время в нужном месте. Поехали мы с ним как-то на коллегию Министерства культуры СССР.

Тихомиров сделал основной доклад о состоянии оперных театров страны, поскольку много ездил и хорошо знал положение дел на местах. И вдруг он исчез. Прихожу в гостиницу _ записка: "Жора, номер не сдавай, телефон оплати, запиши, кто выступал. Я в Душанбе". Ну и ну! Ему ведь через два дня надо делать заключительное слово. В последний день Тихомиров приезжает на коллегию прямо из аэропорта. Подсаживается ко мне: "Быстро: кто? что?" Даю ему записочку с фамилиями выступавших и, в двух словах, кто о чем говорил. Он вышел и сделал толковое заключение, словно все дни сидел на коллегии.

_ А что вы делали в Душанбе? _ поинтересовался я.

_ Поставил "Травиату".

Настоящей эпопеей моей жизни была работа с Аркадием Райкиным. Я был у него в театре как бы завлитом в период между двумя Мишами _ Гиндиным и Жванецким. С удовольствием вспоминаю времена, когда писал музыку к его спектаклю "От 2 до 50".

На гастролях в столице Райкин останавливался в гостинице "Москва", а я _ в "Пекине". Утром я приезжал к нему, мы работали. Потом шли обедать. Поднимаюсь однажды в ресторан на седьмом этаже, делаю заказ: горячее, холодное, бутылочку пива для себя и боржоми для Аркадия Исааковича. Вскоре появляется Райкин. Идет официант со скучным лицом и с закусками на подносе. Увидев Райкина, он издает нечто вроде "о-о-о-о-о", делает поворот на 180 градусов и исчезает. "Что это с ним?" _ недоумевает Райкин. _ "Наверное, жюльен холодный принес, а тут ВЫ сидите", _ предполагаю я. Прибегает официант уже с другим выражением лица, мигом все заново сервирует и обслуживает нас по высшему классу... А на гастролях в Ялте Райкин после первого же дня зарекся ходить в ресторан _ ему шагу не давали ступить восторженные зеваки. Пришлось обедать в номере.

За три дня до окончания ялтинских гастролей дирижер Алексей Семенов уехал в Одессу готовить новый состав оркестра (он у нас в каждом городе набирался из местных). И в оставшиеся дни я дирижировал своим спектаклем. Жарища стояла страшная. И я вставал за пульт без пиджака, в полосатой бобочке. В антракте Райкин попросил меня зайти к нему.

_ Жора, _ сказал он, _ нехорошо, что музыканты у нас одеты в разное. Попросите, чтобы завтра все они были в белых рубашках.

И ни слова _ о том, что я стою перед ним в красном и полосатом.

Этот эпизод я запомнил на всю жизнь, и когда пришел в Пушкинский театр, то первым делом убедил дирекцию, чтобы всем музыкантам пошили смокинги.

В быту Райкин был человеком довольно неинтересным, потому что все время думал о работе. А на спектаклях он больше всего боялся тишины в зале. Ему нужна была мгновенная реакция, аплодисменты. И его искусство действительно завораживало. Когда в Одессе мне пришлось встать за пульт, я быстро понял, что зря машу руками: музыканты смотрели не на меня, а на Райкина. Ужасно обиженный, я в паузе сказал концертмейстеру: "Завтра репетиция в 9". Тот все понял и тут же заверил меня: "Маэстро, теперь все будет только по руке".

Из Одессы мы переехали в Кишинев, где жили моя сестра и племянник Вовка, учившийся в 4-м классе. Разумеется, они были на спектакле. Потом я представил юного родственника мэтру, и тот написал на программке: "Вове Захарушкину от Аркадия Райкина на память о встрече". На следующий день приходит Вовка домой из школы весь в слезах. Оказывается, он показал одноклассникам автограф Райкина, и весь класс поднял его на смех и обозвал врунишкой. Пришлось бабушке идти в школу и защищать Вовкину честь.

В том же Кишиневе произошла у меня забавная встреча с Майей Кристалинской, которая чуть было не сдала меня в милицию. Она уже пела мои песни, но в лицо меня не знала. Увидев ее на улице, я пошел за ней следом.

_ Девушка, можно с вами познакомиться?

_ Я на улице не знакомлюсь, _ сказала она строго.

_ А я бы все-таки очень хотел...

_ Гражданин, я сейчас милиционера позову!

_ А я тогда милиционеру спою: "Если ты с малых лет в Ленинграде живешь..."

_ Портнов! _ догадалась Кристалинская.

Так она первый раз в жизни познакомилась на улице с мужчиной.

Автограф взялОлег СЕРДОБОЛЬСКИЙФото Юрия БЕЛИНСКОГО